|
Памяти друга ОТ АЛЬФЫ ДО ОМЕГИС первой секунды известия о смерти Генриетты и по сей день бьются в голове две строчки, даже не знаю чьи: "Умер друг у меня, вот какая беда..." А может это и не стихи вовсе? Просто моя душа не хочет смириться с потерей близкого человека, и эта фраза, как метроном, задает ритм и направление моей жизни, увы, уже без Генриетты, но проложенными совместно маршрутами. До последнего дня я надеялась, что наша подруга (мне кажется, что это было ее любимое слово - так она всегда обращалась к нам, соратницам по движению) отобьется от болезни, выстоит. У нее была колоссальная жажда жизни, неистребимое желание выкарабкаться из этой напасти. Даже когда ее "перекормили химией" и у нее нарушилась речь, мы понимали ее с полуслова, с полувзгляда, т.к. ум у нашей Генриетты Николаевны был по-прежнему остер, а мысли четко сформулированы и ясны. Она сильно переживала это словесное непослушание и боролась с ним. Помнится, в феврале на многолюдном семинаре по жилищно-коммунальной реформе мы "уплыли" куда-то в сторону на мелкотемье. Генриетта попросила слово и живо вернула нас в нужное русло, хотя каждое слово давалось ей не легко. А гости этого даже не заметили... Особенно мы сдружились, совместно работая над изданием нашего женского приложения к еженедельнику "Дубна. Наука. Содружество. Прогресс". Вечерними часами подолгу общались по телефону, обсуждая планы, газетные материалы и другие вопросы. А потом я стала наезжать почаще, чтобы не утомлять ее долгими разговорами. Иногда гладила ее по плечу и говорила: "Мы тебя очень любим, ты так нужна "Стимуле". Интуитивно я понимала, что как бы не была наша Гета сильной и выдержанной, искреннее участие поможет ей чуть-чуть расслабиться, поделиться частью своих страхов и переживаний. Оглядываясь назад, вспоминаю, что нравилось в нашем несолидном на вид президенте: какие-то жесты, отдельные фразы, умение слушать и слышать, желание понять и помочь. В любой поездке, деловой и ли развлекательной, у Генриетты Николаевны всегда были ручка и блокнот. Все взятое на карандаш почти всегда выполнялось. Многое беря на себя, Гета умела работать с людьми. Вот совместными усилиями и решались дела, большие и маленькие, от строительства школы хорового пения для мальчиков до помощи монахиням в Александровском монастыре. А уж на поприще женского движения... Опять воспоминания. Вернувшись летом 1995 в родную с детства Дубну, после 27 лет проживание в Архангельске, славящемся своими традициями, очень дружной и интеллектуальной интеллигенцией, я с трудом вживалась в сонную, почти деревенскую жизнь левобережья. Оседлая жизнь бабушки-крестьянки меня явно не устраивала. К счастью, в одной местной газете я увидела объявление, созывающее "в круг" женщин города. Приодевшись, пошла. Разговор шел о вещах понятных и насущных: о женской безработице, о детях, об ухудшении нашей жизни и о том, что надо что-то делать. Вдруг я услышала странное слово "Стимула". К сцене (где сидел президиум), не поднимаясь на нее вышла хрупкая, светловолосая женщина, одетая скромно, по-спортивному. Голос выступающей был не громок, но полон какой-то внутренней силы. Она очень проникновенно говорила на тему, не совсем мне знакомую - женском движении, начавшемся в России, о работе информационно-образовательного центра "Стимула", который тоже начал эту работу в Дубне и маленьких городках Подмосковья. Меня охватило сильное волнение. Я поняла тогда, что эта женщина - мое спасение, мой шанс вернуться к активной общественной жизни. Так оно и получилось. Генриетта пригласила меня на семинар "От низовой гражданской активности к созданию неправительственных организаций" (мое боевое крещение на поприще женского движения), где я познакомилась с чудесными женщинами из этого центра и поняла, что буду с ними уже до конца Потом был второй семинар, третий... так началась моя новая жизнь. И обаяние, исходившее от Генриетты Николаевны, при близком знакомстве не исчезло, наоборот, прибавилось, прибавилось восхищение ее светлой головой и гордость за наши общие дела. Последняя наша встреча была в начале марта. Мы готовили новый выпуск приложения. Прислали материалы и наши подруги из Кимр и Талдома. Уже слабеющей рукой Гета делала правки, вычленяя самое главное. В подборке стихов Ольги Ситкиной из Кимр Гета написала: "Это мне нравится больше всех". Меня кольнуло: "Это о ней..." Снежинки мечут Сделали нашу газету, но словно приведение мешало выходу нашей газеты. То краска кончилась, то бумага, то еще что-то... А 17 апреля пришлось снять материалы , чтобы поместить слова прощания с нашей дорогой подругой. Никак не хотелось соглашаться со словами в некрологе, что ушла из жизни Генриетта Николаевна после тяжелой и продолжительной болезни. Конечно она, проклятая, была тяжелой и продолжительной. Но как Гета держалась... Может поэтому, когда телефон обжег страшным известием о ее конине, первое, что вырвалось: "Безвременно и неожиданно". Она была незримо членом моей семьи. Гета и "Стимула" воспринимались моими домашними как единое целое и весело подтрунивали: "Феминистки всех стран, стимуляйтесь!" Умер друг у меня, вот какая беда... Но иногда мне кажется, что Гета вовсе и не умерла, а перешла в какое-то другое состояние, как бы растворившись в окружающем мире, незримо находясь рядом. Вон там за поворотом мелькнула хрупкая, как у нее, фигура, кто-то за спиной почти ее голосом произнес что-то очень знакомое, мужчина развернул "Независимую газету", так уважаемую ею, а электронная почта принесла очередное приглашение "Стимуле" на семинар...
|