ПРАВА ЖЕНЩИН В РОССИИ:
ПРАКТИКА ИХ СОБЛЮДЕНИЯ И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ

ПРОБЛЕМЫ
РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВА ГРАЖДАН
НА СВОБОДУ ОТ НАСИЛИЯ

(сокращенный вариант)

Татьяна Клименкова
к.ф.н., содиректриса Московского центра гендерных исследований

Автор этой работы касается проблем, связанных с защитой от насилия. которые в контексте правовых представлений не являются основополагающими: согласно общепринятым мнениям, насилие проявляется прежде всего на бытовом уровне. Анализ этих вопросов послужил отправной точкой данной работы, хотя дальнейшее рассмотрение вывело нас далеко за эти рамки.

В начале исследования речь шла прежде всего о семейном насилии в отношении женщин. Согласно статистике в 1993 г. количество преступлений, где потерпевшими оказались женщины, по всей России равнялось 331000, в 1994 г. - 565000, в 1995 г. - 641000, то есть увеличилось вдвое (Сексуальные домогательства на работе. М., 1996). Нужно сказать, что международное сообщество уже давно пошло по пути разделения насильственных конфликтов по виду потерпевших - по полу и возрасту. Тогда становится понятно, что в большинстве своем в этих конфликтах пострадавшими оказываются женщины. Для России это, однако, до последнего времени не было очевидно, что становится ясно, если обратиться к предложенному в Государственную думу РФ законопроекту .Об основах социально-правовой защиты от насилия в семье..

Не желая признавать, что жертв насилия необходимо подразделять по полу и возрасту, создавая один общий закон для весьма различных случаев, разработчики оказались перед проблемой определения понятия .жертва насилия.. В силу общей абстрактной направленности законопроекта понятие жертвы стало размытым. В итоге под категорию жертвы в нем подводится лицо, материальные условия жизни которого ниже минимальной оплаты труда (см. гл.1, ст.4. п.5 законопроекта .Об основах социально-правовой защиты от насилия в семье.). Такой .экономический. способ определения жертвы практически делает закон бесполезным для женщин, подвергшихся насилию, поскольку чаще всего они являются работающими членами семьи.

Международное сообщество предложило модельное законодательство, которое рекомендовано ООН всем государствам и разработано довольно подробно. В нем представлен вариант специализированного пакета законов, цель которых состоит в создании мер для защиты пострадавшей женщины. Там обсуждаются порядок подачи жалоб, права потерпевших, обязанности полиции, механизм действия таких документов, как охранный ордер и временный ограничительный орган и др. Нам представляется, что без учета этого международного опыта создаваемый законопроект не имеет смысла.

Кроме того, важно также, что в процессе разработки законопроекта его составители были прежде всего обеспокоены проблемой обеспечения неприкосновенности семьи, что само по себе, конечно, верно. После пережитых десятилетий, когда семейные проблемы могли решаться с учетом мнения парткома, юристы хотят быть как можно более радикальными в вопросе защиты неприкосновенности семьи. Однако в данном случае попечение о .благе семьи. приводит к парадоксальной ситуации: в жертву соблюдению принципа ее неприкосновенности приносятся права человека: если права человека нарушаются внутри семьи, государство уже не имеет возможности обеспечивать их соблюдение. На Западе в этом отношении принят так называемый "принцип участия", согласно которому государство берет на себя ответственность за осуществление человеческих прав везде, в том числе внутри семьи. В России пока этот принцип не действует. В итоге получается, что, поскольку в квартиру для наведения порядка в семье не может войти милиционер, то на роль гаранта .отслеживания. семейного благополучия в законопроекте выдвигается социальный работник, что, возможно, и неплохо, но нужно учитывать, что сам институт социальных работников пока находится в зачаточном состоянии, да и обеспечивается только на 7% от положенного ему финансирования (об этом см. Вестник Информационного центра независимого женского форума. Нет насилию в семье. 1997. .10 ).

Еще сравнительно недавно - в советский период - изучение насилия в семье сводилось в основном к рассмотрению случаев физического насилия, которые фактически подпадали под действие Уголовного кодекса, а все остальные его проявления упоминались в контексте взаимосвязи с физическим насилием. Затем среди юристов появился подход, согласно которому насильственные преступления стали пониматься более широко - как включающие в себя не только случаи применения насилия, но и случаи угрозы такого применения. С юридической точки зрения, в первом варианте мы имеем дело с физическими проявлениями насилия, во втором - с психическими, и только в самое последнее время в поле зрения юридической науки попало собственно сексуальное домашнее насилие (в старом УК оно трактовалось как часть физического насилия).

Мы в нашем исследовании идем дальше и показываем, что изменить ситуацию, связанную с насилием в современном обществе, невозможно без серьезнейших изменений того социального контекста, в котором имеют место случаи насилия.

Этот тезис подтверждают исследования, проведенные в Рыбинске в 1997-1998 гг. Они показали, что проблема насилия стоит в городе весьма остро. Если по стране из общего числа совершаемых убийств менее 30% приходится на семьи, то в Рыбинске в 1996 году, согласно статистике ГУВД, 85% убийств совершено на бытовой почве; согласно публикациям в прессе, в течение недели в городе происходит в среднем около 100 серьезных семейных конфликтов.

Чтобы осуществить проект .Права женщин в России: практика их соблюдения и массовое сознание., туда отправились сотрудники Московского Центра гендерных исследований. Особый интерес для нас представлял гендерный контекст правовых представлений граждан Рыбинска.

В этом отношении нужно отметить, что на прямые вопросы по поводу взаимоотношений мужчин и женщин респонденты, как правило, дают ответы вполне эгалитарного характера: "У нас в городе нет дискриминации... сейчас равно тяжело живут и женщины, и мужчины. (женщина 43 лет, экономист). Но при обсуждении конкретных ситуаций респонденты не подвергают сомнению представления об основах патриархатного соотношения между полами, что выражается, в частности, в признании .природного предназначения. женщины: "Женщина - это же мать, как природа поставила"... (женщина 43 лет.), "Материнский инстинкт в них что ли убили совсем?" (женщина-пенсионерка 85 лет.)

Респонденты также признают традиционный расклад патриархатной дихотомии и в той его части, которая касается предписания индивидам разных полов различных моделей поведения. Представление о мужской агрессивности как о природном проявлении отмечено почти всеми нашими респондентами. По словам опрошенных, мужчина .от природы. и .более грубый, чем женщина., и .напористый., и .бесцеремонный., он .от природы. даже .смотрит на сторону. (случаи 8, 9, 10). При этом говорится о .плохом влиянии на мальчика улицы и школы., о тяжести службы в армии, о том, что .сейчас на мужчин, конечно, свалилась непосильная нагрузка. (женщина 50 лет, технолог). Но оба эти ряда люди не увязывают в своем сознании и в результате не оценивают .мужской характер. как проявление социальных требований, а привычно направляют свои рассуждения в сторону .природы..

То же относится и к представлениям о феминности. Одна из респонденток, описывая семейные ссоры, по ходу дела замечает: .Я, как женщина, боюсь и рот открыть, ничего не рассказываю., затем так повествует о подруге: "Она, как положено, за мужем переезжала из города в город, везде ему помогала, чем могла, пока он ее не бросил... Тут пришлось и профессию получать заново. Ей уже тридцать лет было" (женщина 50 лет, технолог).

Удивляет то, что занижают женские качества даже те женщины, которые всем своим характером, поступками и речевой стилистикой показывают явную самостоятельность, а иногда и недюжинную смелость. Так, женщина-член стачкома фабрики говорит: .Коллектив наш - это же глупые бабы, которые не могут объяснить, чего им нужно" (женщина 37 лет).

Однако в ходе исследования можно выявить и еще один уровень отношения респондентов к данной проблеме. В отличие от официально-эгалитарной фразеологии, здесь мы имеем дело с тем, что можно назвать стихийным сопротивлением патриархатным стереотипам. Речь идет о том, что респонденты, обсуждая самые разные проблемы, поднимали вопросы взаимоотношения полов, и по ходу дела у них обнаруживались очевидные несовпадения с ожидаемой патриархатной .нормой.. Так, респондент-актер заявил:

"Один режиссер приезжал к нам, так он сказал, что в Рыбинске женщины такие трезвые, умные, а мужики какие-то - просто Бог знает что. Это, конечно, не за весь город, но все же имеет место. Это он правильно заметил, я согласен" (мужчина 27 лет).

Часто респонденты говорили о том, что к рыночным условиям женщины и мужчины приспосабливаются по-разному, причем женщины (вопреки расхожим представлениям) проявляют большую гибкость. .Да, слабые они, мужики-то, оказались., - говорит респондентка (женщина 37 лет), ей вторит представительница собеса:

"Он (муж - Т.К.) мучается, переживает, а сделать ничего не может. До сих пор без работы. Днем придет, сядет за стол и ждет, что я ему накрою, а откуда я возьму - не думает" (из интервью, данного всем участникам исследовательской группы в Рыбинском собесе).

Признание несоответствия традиционных половых стереотипов условиям современной реальности подталкивает к действенному сопротивлению. "Женщины сейчас, если выжить хотят, часто вынуждены всю семью тащить, и тащат - куда деваться!" (из интервью, данного всем участникам исследовательской группы в Рыбинском собесе).

Приведенное высказывание с небольшими вариациями кочует, насколько нам известно, почти по всем интервью. Упомянутая нами председатель стачкома (заметим, что пренебрежительное заявление о своем коллективе не помешало ей биться за его честь и интересы с большим упорством, не щадя своего здоровья) отмечает:

"У нас (женщин из стачкома - Т.К.) на себя только надежда. Мужики у нас безразличные, к сожалению. Что касается стачкома, то только двое-трое было у нас мужчин, а женщин - одиннадцать. И то один на нервной почве ушел на инвалидность от нас, до сих пор не работает" (женщина 37 лет).

Таким образом, мы выделили три отдельных уровня правовых представлений: эгалитарный (почерпнутый, возможно, еще в школе), который присутствует в сознании респондентов в .плакатно-назывной форме.; уровень традиционно-патриархатных представлений, связанных с .ходячими предрассудками. обыденного сознания, и уровень, связанный с необходимостью переосмысления традиционных идеологических стереотипов для борьбы за выживание.

Нужно заметить, что разговор с респондентами без какого бы то ни было давления со стороны интервьюера практически все время вращался вокруг темы выживания, что облегчало задачу интервьюера, поскольку проблематика насилия обсуждалась нами в терминах стрессов. В ходе интервью респонденты постоянно затрагивали вопросы о том, что лежит в основании их стрессов.

Если в начале обсуждения в качестве их главной причины нередко выдвигался алкоголизм, то в дальнейшем картина начала меняться. От высказываний типа: .Все от водки, конечно., .Алкоголизм - вот основная причина. (женщина 50 лет, технолог), делался переход к контексту - в поле зрения попадали и другие причины стрессов, например, тяжелые жилищные условия, плохое воспитание, сексуальная неудовлетворенность и некоторые другие. В процессе разговора, однако, респонденты приходили к выводу, что эти проблемы хотя и важны (особенно такие, как алкоголизм и плохие жилищные условия), но не являются приоритетными, поскольку совсем не все алкоголики ведут себя в семьях скандально и не всегда недостаток жилья приводит к крупным стрессам (как и другие указанные причины). Поэтому рассматривать эти факторы как конечные причины, может быть, нет оснований.

"Деться человеку некуда, поэтому он и начинает пить, а потом опускается и дает волю рукам., - говорит мать семейства (жена радиоинженера)..Алкоголизм от безысходности, наверно., - делает вывод студентка (женщина 24 лет).

Высказывания такого рода выводили рассмотрение на новый уровень, подводили к мысли о том, что далеко не всегда имеет смысл искать какие-то конкретные причины стрессов (насилия), к осознанию того, что часто такие причины коренятся в общем типе современных социальных технологий.

Вы посмотрите, как мы живем - сейчас постоянно из стрессов не вылезаем. Всюду в городе улицы не прибраны, видна грязная трава, пырей, а потом люди удивляются, почему в кусты тащат - там насиловать. Непорядок. Везде грязь. Если кто-то попил воды, то бутылку уже негде бросить потому, что урны потаскали - сдали как металл, деньги за них получили. Стресс-то он нескончаемый, постоянный (женщина 62 лет).

Другая респондентка продолжает эту же мысль еще более определенно: Стресс - это не только, когда тебя бьют. Сейчас стрессом может стать все что угодно. Нас постоянно, день за днем заставляют переживать такие стрессы, что дальше и ехать некуда (женщина 37 лет, член стачкома спичечной фабрики).

Что касается именно этой респондентки, то она пережила опыт борьбы за свои права в ситуации, когда директор после приватизации закрыл предприятие и уволил работающих, поэтому положение респондентки и ее сослуживцев осложнялось еще и тем, что в процессе борьбы они оказались безработными в течение длительного периода. Вот что она замечает по этому поводу:

В Рыбинске биржа - это такое унижение! Мне биржа только в этом году с июля прошлого года что-то выписала, а на что я жила весь год - никого не интересует. Когда я пришла защищать свои права, мне сказали: .Как вам не стыдно! Предприятие находится в таком тяжелом положении!. А я говорю: .А почему, собственно, мне должно быть стыдно?. Я уже и так превратилась в зомби, пока пытаюсь показать, что правда - это действительно правда. А они меня же и стыдят. Они говорят: .Что вы хотите?. А я уже просто хочу автомат. Автомат сейчас хотят уже многие женщины, не я одна..

Конечно, опыт незащищенности перед законом, который пережили эти женщины, трагичен, но респондентка говорит и о более глубоких корнях своего шока:

То, что сейчас происходит, - это не просто беззаконие, а выкручивание мозгов, выкручивание рук, когда нужно работать, а толку от этого нет. Ради чего теперь работать? (женщина 37 лет, член стачкома).

По сути дела, ту же проблему на ином материале ставит другая респондентка:

Сейчас много тяжелых моментов вокруг нас появилось, раньше это не так было заметно. Родители бросают детей, и приходится открывать для них приюты. Работники этих учреждений просто хватаются за голову. Они говорят, что после войны такого не было, как сейчас. Это просто проблема для нашего города. Я пришла работать в милицию следователем в 1993 году, и тут как раз пошел всплеск преступности несовершеннолетних. Тут определенно не какая-то одна конкретная причина, а то, что сейчас вообще тяжелая обстановка (женщина 30 лет, адвокат).

Респонденты подводят нас к мысли о том, что корни насилия уходят глубоко, что вся социальная жизнь рыбинцев, как, впрочем, и всех жителей страны, проходит в условиях жесткой и насильственной регламентации. Кажется, что это и так понятно, но если попытаться сделать из данного факта соответствующие выводы, то они окажутся совсем не такими тривиальными.

Насильственный характер социальных воздействий на граждан проявляется постоянно, поэтому психические срывы, стрессы и агрессивность можно рассматривать как результат воздействия определенных социальных технологий. Резкая смена этих технологий в последние годы дает возможность судить о характере и глубине их воздействия. В этом отношении весьма знаменательны сами темы, поднимаемые респондентами при анализе ситуаций насилия. Заметим, что темы эти не были инспирированы нами, а возникали спонтанно и притом постоянно. Прежде всего при обсуждении стрессов речь почему-то заходила о том, что наступило время, когда "получена свобода".

Данной темы коснулись все без исключения респонденты. Когда мы начали обсуждать, что, собственно, понимается под свободой, то оказалось, что в первую очередь имеется в виду возможность выезда за рубеж. Однако на вопрос о том, куда респондент может конкретно выехать - в дальнее зарубежье или, может быть, в ближнее, ответ: "Никуда, конечно. В Ригу не съездишь - денег нет, не то что в Ашхабад или Париж" (женщина 50 лет, технолог).

Далее респонденты говорили о свободе как о появлении новых возможностей, возникших в сфере образования, поскольку раньше были только его государственные формы, а теперь можно пользоваться и услугами частных учебных заведений. Куда же респонденты могут реально отправить детей на платную учебу - в Ярославль, Москву, Гарвард? Ответ тот же: "Никуда".

Раньше люди были недовольны "всеобщей трудовой повинностью", тем, что труд вменялся в обязанность, теперь законы по борьбе с тунеядством отменены. Вместо этого есть новое право - выбирать незанятость, однако может ли человек реально "выбрать незанятость" и выжить в условиях такого "выбора", не став бомжом, или иждивенцем?

В чем же реальный смысл оформления в виде законов (то есть того, что действует .для всех.) возможностей, которые большинству заведомо нельзя реализовать? Не в том ли, что человек, не способный их реализовать, начинает чувствовать себя неуспешным, почти отклоняющимся? Очертить границу, которая недостижима, - это и есть демонстрация власти и контроля, создания нового пространства для возможного манипулирования. По нашему мнению, в этом заключается реальное действие социальных технологий регламентации уже не публичного, а личностного пространства жизни индивидов.

Здесь вопрос для нас состоит отнюдь не в конкретных политических предпочтениях в обычном смысле (не в том, какой из существующих партий нужно отдать предпочтение), а в том, что начинают действовать такие социальные технологии осуществления запретов, которых либо раньше не было вообще, либо они были слабо развиты. .На первом плане теперь стоят только деньги. Все покупается, продается, морали никакой. (мужчина 27 лет). Если раньше накладывался запрет на убеждения, то теперь наряду с идеологическими действуют прежде всего экономические каналы. Эти формы контроля достаточно насильственны. Сейчас считается хорошим тоном указывать на отсутствие прежних форм контроля. Из этого делается вывод, что контроля больше нет, хотя возможно, что старых форм контроля больше нет именно потому, что появились новые, которые более эффективны и всеобъемлющи.

.Не жизнь, а сплошной стресс. Сейчас и не хочешь, а обидишь кого-нибудь, даже непонятно, как это и получается. Просто жизнь какая-то тяжелая стала, раньше этого не было. Общая безысходность, что тут и говорить. Настроение все время на нуле. (жена радиоинженера).

Здесь мы сталкиваемся еще с одним уровнем обсуждаемой проблемы - психологическим. За последнее десятилетие уровень психического неблагополучия в стране резко повысился. Это констатировали все респонденты. Некая очень странная невротическая взвинченность сейчас присутствует во всей стране. В Рыбинске она весьма ощутима. На наш взгляд, ничего другого и быть не может, поскольку психика индивида - это не просто некий .природой отпущенный орган., а скорее .место пересечения. вегетативно-соматического и духовно-нравственного порядков, которые соединяются через жесткое культурное нормирование. Положение столь серьезно, что необходимо теперь уже искать пути социальной реабилитации обычных "психически здоровых" людей.

В настоящее время имеет шанс на невротическую .возгонку. все, что способствует проявлению насилия и агрессии (в роли .пускового механизма. нередко выступают многочисленные фильмы соответствующего содержания). Далее для обуздания этой социально инспирированной агрессии включается .второй виток. - насилие, к которому прибегают социальные институты для поддержания ситуации под контролем, но, поскольку этот контроль тоже силовой, то общую концентрацию насилия он не только не снимает, но усугубляет. В итоге раскручивается следующий виток насильственного подавления (включая войны).

В этом контексте и семейное насилие может рассматриваться как симптом, указывающий на существование особой микрополитики. Никакие усилия медицинской терапии по приведению в норму психики отдельных людей не будут успешными, если не принять во внимание применение в массовом порядке социокультурных технологий, которые и служат основной причиной появления того, что приобрело уже вид невроза в национальном масштабе.

Материалом, помогающим в осознании этой ситуации, могли бы быть предложенные современными постструктуралистами методы, в соответствии с которыми нормы, предписанные современному индивиду, предлагается прочитывать как отклонения. В этом отношении нет недостатка в литературе, пытающейся рассмотреть российское общество как общество отклоняющихся индивидов. Россию принято интерпретировать чуть ли ни как живой образчик девиантного поведения граждан, она нередко рассматривается либо как .империя зла., либо как страна, фатально .недотягивающая до. либерального понимания справедливости, либеральной концепции законодательства. Однако мы в данном случае говорим совсем о другом - о патологизированном представлении о норме в рамках самой западной традиции.

Так, М.Фуко писал, что результатом ортопедических усилий современных технологий власти явилось создание патологизированного индивида как продукта отнюдь не российской истории. По его мнению, именно на Западе такой индивид рассматривается сейчас как полноценный, это тот индивид, который создан как результат надзора и наказания, создан через экономическую модель принудительного труда, тюремного контроля, применения технико-медицинских механизмов, это индивид с .встроенной. в него .системой био-власти и сомато-власти. (см: Клименкова Т. От феномена к структуре. М.: Наука, 1991). Здесь можно вспомнить и Фрейда, который говорил: .Вся современная жизнь невротична,. - тем самым признавая, что социальная норма на деле является, наоборот, неврозом, то есть патологией (что не помешало ему рассматривать эту весьма странную .норму. как проявление .человеческой природы.).

Что касается подхода в настоящей работе, то мы .проявления человеческой природы. рассматриваем не как субстанции - .инстинкты. -, а как способы, которыми современный тип культуры формирует скорее искажения этой самой человеческой .природы. (если уж говорить в этих терминах), искажения, которые являются одновременно и условиями существования в современной культуре патриархатного типа. В этом смысле то, что мы называем анатомией, - это уже .репрессированная анатомия., то есть способ определенного объективированного прочитывания того, что на деле представляет собой работу культуры. Мы не хотим сказать, что человек - это простое пересечение различных культурных техник, безусловно, момент сопротивления есть не только наша возможность и право, но и наша обязанность, но все же сами культурные нормы, которые диктуют нам общие тенденции, тоже безусловно важны.

Обобщая данные, полученные из интервью, мы пришли к выводу о том, что и в современном российском обществе создана особая социальная технология, которая вписывает насилие в порядок получения удовольствия, связывая их в единое целое. Наши социальные институты построены так, что человек постепенно принуждается получать удовольствие от действий, носящих разрушительный характер для его социального здоровья.

Связка .насилие-удовольствие. в настоящее время утверждается через порноинтерпретацию сексуальности, применение наркотиков, алкоголя, курения, понимание свободы как произвола, побуждение к криминальной деятельности и т.д., происходящие на фоне всеобщей невротизации. По нашему мнению, это можно квалифицировать как вполне определенные виды политического насилия нового типа, хотя и осуществляемые при всем их очевидном прессинге от имени свободы.

Механизмом, с помощью которого осуществляется эта культурная стратегия, является вторжение в индивидуальную мотивацию. На наш взгляд, эту роль выполняют разные институты, но в первую очередь - СМИ. Им отводится задача формирования четко определенных мнений, позиций, установок (в отличие от задачи формирования и контроля над убеждениями, которая стояла перед ними раньше). На наш взгляд, этим объясняется смена стиля телевизионного вещания - его переориентация с передач .просветительского. типа на передачи развлекательно-игрового характера. Последние призваны оказывать воздействие не столько на рациональном уровне, сколько на сферы подсознания. Именно результатом действия этих технологий оказываются заявленные почти всеми нашими респондентами жалобы на некий специфический дискомфорт.

То, что произошло с нашими согражданами, в том числе и рыбинцами, - это нарушение права на личную неприкосновенность. Однако сам тип этого нарушения является достаточно неочевидным и в массовом порядке пока не признанным. Важно также и то, что такой тип нарушения права на личную неприкосновенность нигде и никогда не был и не мог быть зафиксирован без применения новых подходов. Международное законодательство (даже Права человека Третьего поколения, построенные в логике выравнивания прав отдельных групп) не защищает от этого вида насилия. Поэтому необходимо ставить вопрос о формулировании Прав человека Четвертого поколения, посвященных проблемам культурно-политического и информационного насилия. В настоящее время эффективная защита людей от насилия предполагает их защиту от того режима и условий получения удовольствий, который им навязывается вопреки их жизненным интересам.

Общий вывод исследования состоит в том, что в преодолении насилия основные надежды нужно возлагать сейчас не столько на улучшение законодательства, сколько на некоторые общенациональные усилия по выработке и установлению первичных оснований и мотивов исторического творчества, которые уже потом можно будет рационализировать в виде законодательных инициатив.

Можно также сделать вывод, что преодоление насилия в современном обществе упирается не только в смену экономических формаций и совершенствование чисто экономических механизмов. Слов нет, экономические законы объективны, но не только они одни. Они реализуются в контексте других закономерностей, которые столь же объективны, и результат составляется из действия всего комплекса, а не одних только .рыночных механизмов..

Существующий кризис, на наш взгляд, развернулся на уровне кризиса самих структур культуры. Из этого следует, что в сегодняшней ситуации нужно менять именно внутреннюю гендерную систему общества, составляющую сам тип современной культуры, существенно ориентированной на механизмы насилия. Она нашла свое выражение в определенном типе микрополитических воздействий, которым подвергаются в настоящее время оба пола. До тех пор пока мужчины и женщины не осознают, что их патриархатный образ действий деструктивен, они не увидят и необходимости каких-либо изменений в своем отношении к ситуациям насилия.

Изменений такого рода заведомо нельзя достичь только через законодательные усилия. Требуется осознание своих интересов и согласованные действия по созданию условий для выражения этих интересов. Только на этой базе можно формулировать новую концепцию смысла и роли законодательства в обществе.